Экс-премьер РК: Я горжусь киргизскими братьями. На них очень похожи монголы

Бывший премьер-министр Казахстана Акежан Кажегельдин дал интервью радиостанции "Эхо Москвы", в котором высказал свою точку зрения по поводу сложившейся экономической ситуации в мире. В частности, насколько странам удастся оправиться после пандемии.
Господин Кажегельдин, вы можете наблюдать борьба как происходит борьба в Великобритании. И конечно же, наблюдаете за своей родиной, за тем, как действует Казахстан. И конечно же, вы знаете, что в России. Вот ваше ощущение: где, может быть, меры более правильные, где реакция вернее? Где, кажется вам, путь выбран точнее?
― Я так полагаю, что, в принципе, все страны, входящие в ВОЗ, в принципе, соблюдают один и тот же протокол. Только по времени все вступили по-разному. Я могу сказать, наблюдая за Россией, что это где-то Великобритания + 3 недели. Лучше всех в Европе, раньше всех и довольно решительно вступили Германия и Австрия. Другие страны запаздывали с принятием решения. Естественно, впереди шли Южная Корея, Тайвань и Япония, которые могли подать нам большой пример. Но в принципе, я думаю, что где-то с опозданием + 4 недели это Казахстан. Рядом - соседи Российской Федерации.
Зато они принялись очень рьяно. Там очень жестко пресекаются попытки, не знаю, распространить заразу. Могут заварить подъезд. Как вам такие меры?
― Я думаю, что заварить подъезд - это слишком. Это большой перебор. Потому что это опасно. Люди же могут заболеть и по другим причинам. Там могут оказаться сердечники. Что потом делать с этой дверью-то? Это перебор, по большому счету. Но я за то, чтобы были жесткие меры - самоизоляция, а также ограничение общения больших групп людей соблюдалось как можно больше. Таким образом мы дадим передышку своей очень плохо организованной медицине - прийти в сознание, встать на ноги и каким-то образом помочь больным.
Акежан Магжанович, но всё-таки разные страны Евразийского Союза по-разному реагируют. Например, есть Беларусь, которая, такое ощущение, отрицает серьезность вопроса. По крайней мере, в своей стране. Борис Джонсон, кстати, тоже некоторое время отрицал серьезность.
- Но Борис Джонсон отрицал эту серьезность не потому, что он верил, что это не опасно. Он просто не был готов. Это поведение политика. Он просто не был готов. Они так много сокращали последние десятилетия. Там не хватает полицейских на улицах, не хватает врачей в госпиталях. Плюс брексит. Все, кто приезжал из Восточной Европы - медсестры, средний персонал - все уехали. И там сейчас набирают пенсионеров. Это совершенно другая история. Но я думаю, Белоруссия ведет себя как Венесуэла, немножко так. Я слышал, как президент Белоруссии сказал: "У нас другой подход". Не может быть другого подхода! Враг-то один. Вирус один. Не может быть "белорусского подхода". Везде должен быть один подход. Иначе потом будет поздно догонять.
Ну вот вопрос в продолжение. Вы ведь экономист. Я знаю, что и мировой экономикой занимаетесь. Были экономическим советником в разных странах, если верить печати. Хочу вас спросить: как вы себе представляете, насколько катастрофичны будут экономические последствия для разных стран? И в первую очередь, конечно, для наших стран, столь зависимых от цен на нефть
― Вот посмотрите, 400 миллионов граждан Европейского Союза. 400 миллионов - один из самых больших рынков. 27 стран. Британия даже еще не вышла. Это потеря 3,7% ВВП в неделю. Это потеря 3,7% ВВП в неделю. Это ужасная потеря. И на этом фоне говорить, что у кого-то в 1-м квартале есть какой-то прирост - это значит, реально не знать ситуации или просто лгать своим гражданам.
Потери будут огромные. Но большие страны, кого эта пандемия застала наверху индустриально-технологической пирамиды, вернутся в свои производства. Это будет производство 5, производство 4, IT и так далее. Куда выйдут наши люди, которые потеряют работу - это будет большая проблема. Потому что мы всё еще работаем на сырье. Мы продаем сырье. Мы так хотели всё изменить, но у нас, как всегда, не получилось. И поэтому в моей стране, в Казахстане, будет крайне тяжело заново становиться на ноги. Нам нужно перезапускать всю экономику.
А сырье разве не нужно будет?
― Сырье-то нам нужно практически всем. Но посмотрите, что происходит на рынке сырья. На этом сырье долго не продержишься. Всех добычей сырья не займешь. Людям нужна работа. Нужно использовать деньги, накопленные от продажи сырья, на то, чтобы модернизировать экономику, привнести совершенно другие отрасли и подотрасли. Простой пример: Казахстан до сих пор не производит алюминий, а продает огромную массу алюминиевого сырья. В Казахстане обещали производить много медной продукции. До сих пор продаем медную катанку. Мы не производим ни медных труб, ни кабелей, ничего. И этот список можно продолжать и продолжать. У нас есть абсолютно тяжелая нефть, которая просто так, на переработку топлива, не в продажу. Давно нужно было построить новую отрасль - нефтехимию.
Много разговоров, но ничего не произошло. То есть всё нужно будет переделывать. А тем временем за последние 30 лет состарилась и находится в ветхом состоянии вся инфраструктура. У нас старые железные дороги. У нас до сих пор работает теплостанция, построенная в конце XIX столетия - начале ХХ. И с этой рухлядью мы притащились в XXI век. Но нет худа без добра. Я абсолютно уверен, что Казахстану нужно будет, естественно, как всем нациям и народам, 1) сохранить людей 2) максимально сохранить экономику 3) а на следующее утро нам нужно строить новую экономику.
Акежан Магжанович, альтернативы сырья то нет. Даже после того, как закончится этот кризис, Россия и Казахстан - это две страны, которые будут выходить из этого кризиса с помощью, опять же, ресурсной экономики?
― Я предлагаю такую модель. Для того, чтобы вырваться из сырья и что-то производить, нам всем - и России, и Казахстану - не хватает электроэнергии. Вот чтобы производить алюминий, нам просто не хватает электроэнергии. Чтобы производить медную катанку, нам не хватает электроэнергии. Нам нужно подумать о том, как использовать запасы своего угля и других материалов для того, чтобы прийти к буму и продавать не только нефтегаз, а продавать электроэнергию. Мы можем экспортировать электроэнергию в Китай, в Центральную Азию.
Мы можем помочь России получать электроэнергию. Россия может построить электростанции на угольных месторождениях Республики Казахстан и получать оттуда уже не пыль, не грязь, не этот мусор, а получать чистую электроэнергию. Причем новые технологии позволят дважды увеличить производство электроэнергии и дважды сократить выбросы. Потому что современные технологии очень, как их называют, environmental friendly. Они очень хорошие.
Вот о чем надо думать. Если мы не вырвемся с энергетикой, мы не создадим абсолютно никаких новых отраслей в производстве. У нас много нехватающих составляющих плюс огромные расстояния. Мы можем эксплуатировать свое положение. Мы можем ускорить экспорт товаров из Китая в Европу. Но у нас старые железные дороги, у нас до сих пор локомотивная тяга вместо электроэнергии и так далее. То есть у нас работы непочатый край.
Но вы в первую очередь имеете в виду угольное сырье, не атомные электростанции.
― Все виды - ветер, солнце, атомная энергия и уголь. Пока мир еще позволит нам с новыми технологиями, в ближайшие 20-30 лет нужно максимально сжечь ту массу угля, которую можем. Пока нам просто не закроют туда путь.
То есть Китай мог бы быть хорошим рынком сбыта этой самой энергии?
― Абсолютно. Китай в состоянии покупать очень много электроэнергии. Я знаю, что у нас примерно 6 млрд. киловатт-часов дефицит в Центральной Азии. Это огромная масса. Производить 6 млрд. киловатт-часов - это нужно 6 млрд. евро, чтобы построить эти станции. Вообще это огромная прибавленная стоимость. Это огромный плюс к экономике. Плюс это рабочие места.
Ну а почему, если это так очевидно, это не делается в Казахстане?
― В 2009 году я направил Нурсултану Абишевичу записку через очень близкого к нему человека. Я подозревал, что люди постараются это перевернуть по-своему и использовать для себя. Так и случилось. Но этот проект у них через 3 года умер. Потому что невозможно. Вы знаете, эта команда, которая вокруг него, мне всё время напоминает такую небольшую кучку муравьев. Они всё время в этой песчаной воронке чего-то суетятся, суетятся - одну программу, вторую программу… А воронка от этого только шире и глубже. Невозможно так работать. Потому что как только вмешивается интерес узкой группы людей, такого рода общенациональный проект просто умирает. Это по силам государству. Государство должно взяться за этот проект, гарантировать капиталы и даже вложить, а потом приватизировать.
Скажите насколько наши системы оказались готовы к таким вызовам, которые они сейчас получили? Тем более учитывая, что Казахстан раньше России вступил в фазу транзита. Здесь этот транзит так или иначе, но произошел. Или не произошел? Вы нам объясните.
― У нас транзит, к сожалению, не произошел. Он был задуман таким образом, что он, в принципе, не должен был состояться. Там всё время находится куратор, за спиной у нынешнего президента. Он так подглядывает за ним, время от времени напоминает нации своими обращениями. Недавно сделал заявление - сказал: "Я поддерживаю меры, которые принимает президент". Я считаю, что этому президенту нужно дать пройти этот рубеж одному. Он должен пройти эту аттестацию, должен сдать экзамен - вообще он годится в лидеры или не годится?
Не надо ему мешать. Даже мы не должны ему мешать, оппонируя. Мы должны оппонировать ему конструктивно, предлагать что-то. Не просто говорит: "Это плохо, это плохо". Мы должны предлагать ему что-то сделать. Если ему без конца ставить подножки, без конца сзади подсказывать, из этого ничего не выйдет. А у нас в Казахстане происходит именно это.
Мне, например, понравилась одна из реплик - в начале, когда пошел разговор о конституционной реформе и поправках к конституции Российской Федерации, Владимир Владимирович сказал одну вещь: что Совет Безопасности - это двоевластие. Он абсолютно правильно сказал. Он сказал не напрямую, а то, что я, например, говорю сейчас вам. У нас невольно складывается двоевластие. Аппарат, чиновники сходят с ума. Они не знают, куда идти докладывать. У нас появилось два центра. Это администрация, а вторую часть у нас в народе называют "библиотекой". И люди не знают, куда идти докладывать. Хорошо, сейчас где-то отсутствует первый президент, и сейчас все идут в администрацию, в "библиотеку" докладывают интерактивно. Это нонсенс. Это не дает никакого развития стране. Тем более сейчас нужно все средства, все ресурсы аккумулировать в одном месте.
Акежан Магжанович, вот вы говорите, что нужно уметь уходить. Но вот так оглянешься по Средней Азии, например, посмотришь на Кыргызстан и подумаешь: а как уходить главам государств, когда их тут же, понимаешь, и судить, и в тюрьму сажать и так далее?
― Первое, что я хочу сказать, глядя на Кыргызстан - это, конечно, нельзя допускать огромного злоупотребления. Нельзя доходить до того, что народ начинает тебя… Вообще политиков не любят.
Иногда справедливо, знаете.
― В основном справедливо. Важно, чтобы им доверяли. Как только люди теряют доверие, они должны понимать, на что готов их народ. Киргизы - народ горячий. Вот то, что произошло с Атамбаевым - это вообще из ряда вон выходящее. Вот так точно нельзя делать. Человек ушел - нельзя вот так делать, потому что из-за таких явлений политики боятся расстаться с властью. Это нехорошо.
Но между тем, как человек, который в прошлом году была в том же Кыргызстане некоторое время, могу сказать, что там всё-таки дышится как-то легко и свободно. И говорить можно легко и свободно, и обсуждать разные темы. Мне кажется, на нашем пространстве бывших союзных республик в этом регионе они - самая свободная республика.
- Абсолютно. Я с вами согласен. Я горжусь своими соседями, киргизскими братьями. Я всегда горжусь ими. Это такой народ. На них очень похожи монголы. Вы помните, только однажды попытались фальсифицировать выборы - люди сели на коней, приехали и навели порядок в столице. А потом все разъехались по своим аилам. И то же самое в Бишкеке. Даже Атамбаев, наверное, пытался сообразить какую-то манипуляцию - парламентская власть, президентская власть. Дело не в этом. В Кыргызстане люди у власти знают, что народ терпит до времени. Такие активные граждане очень нужны. Это такие граждане, которые завтра, не дай бог что-то случится со страной, ее защитят.
А что с нашими гражданами? В Казахстане, в России?
― Я думаю, что наш патернализм… Мы дольше верили в советскую власть, очень долго верили в коммунистическую идею. И вот этот патернализм так глубоко засел, что только новое поколение людей сможет подвигнуть власть в другую сторону, в нормальном направлении. Я увидел это летом 2014 года. Вы знаете, у нас произошла смена поколений. У нас сейчас активными политиками являются совершенно другие люди. Это молодые люди.
Мне кажется, это еще и ситуация такой Как вы оцениваете эту историю? Почему так происходит?
― Эта история очень печальная. Это событие курьезное для Евразийского Союза, вредное и в политическом, и в юридическом смысле. Это вообще подрывает идею такого рода союза. Но такие вещи происходили и с первым Таможенным союзом. Вот и сейчас происходят. Я как-то отвечал на этот вопрос и говорил, что здесь существует очень большая группа скептиков этого Евразийского Союза. Скептики появляются тогда, когда идея, замысел такого рода союза в принципе не обсуждается с народом. Даже на экспертном уровне не обсуждается. Собрались большие начальники, поговорили, выходят и объявляют: мы подписали соглашение о том-то, о том-то. Потом это происходит, они дают поручение сверху вниз, потом по горизонтали.
А жизнь, как мы уже с вами как-то говорили в перерыве, нелинейна. Даже в Европейском Союзе каждый год вокруг чего-то идут споры: квоты на ловлю рыбы, продажа молока из одной страны в другую, субсидии или нет субсидий. Но они выработали механизмы разрешения таких споров. Мы к этому не пришли. Поэтому сейчас этот коронавирус - вообще эта ситуация, в том числе, экзаменует Евразийский Союз: выйдет он живым из этого или не выйдет, быть ему в будущем или не быть? Это большой вопрос. Я, как экономист, могу сказать: надо!
Невозможно, например, для Казахстана - 7000 километров границы с Российской Федерацией. Наша экономика должна иметь честные отношения. Это как Канада с Соединенными Штатами. Это как Мексика с Соединенными Штатами. Нравится тебе, не нравится - это заданность. Историческая, геополитическая, географическая заданность. С этим надо жить. Но работать надо совершенно по-другому. Надо пересматривать институты, которые не работают. Нужно решать немедленно. А у нас, кроме Евразийского Союза, еще есть СНГ. У нас абсолютно свободное передвижение граждан. Куда девались эти договоры? За них же давно проголосовали, про них очень любят вспоминать во время всевозможных юбилейных торжеств. Я считаю, что это ужасно.
У нас даже некоторые регионы внутри России закрывают свои границы и пытаются быть автономными. Так что уж удивляться, когда такое происходит на границе Казахстана? Но я хочу сказать, что наверняка, действительно, и Евросоюз сегодня переживает очень тяжелые времена. И неизвестно, как он выйдет из этой ситуации. Хотелось бы, конечно, чтобы в каком-то живом и дышащем виде. Но вот что будет с Евразийским, я тоже не очень понимаю. Не знаю, тем более, спросить граждан этого Евразийского Союза - не элиты, а именно граждан - они вряд ли скажут, что это такое.
― Вы понимаете, сейчас на вот этой бедовой ситуации очень хорошо видно, какие все участники этого Евразийского Союза разные не только по этнокультурному составу. Они разные по уровню развития, по экономической конструкции. А никто не ставит вопрос о гармонизации. Все говорят об этом. У нас нет единых стандартов, ничего, а к этому нужно будет идти. И вот тогда будут большие споры: может, я этого не хочу и так далее. Тем более, было время, в Евразийский Союз стали приглашать даже из Вьетнама. Но такого рода союзы вообще-то должны строиться - я имею в виду прежде всего границы. Это же не военно-политический союз. В основе такого рода союзов находится таможенный союз. Таможенное, экономическое пространство. Я думаю, что мы вынесем уроки. Чем быстрее вынесем уроки и поймем, что произошло, тогда, может быть, быстрее и лучше выстроим всё это.
Я знаю только одно: это необходимость. И я бы очень хотел, чтобы эта необходимость работала хотя бы так, как в Евросоюзе, где тоже масса проблем. Но я хочу сказать: они с этим разбираются. Вот простой пример. Британия проголосовала выходить - никто ведь ей не угрожает. Ну хорошо, будете выходить - выходите. Не хотелось бы. А может быть, следующее поколение политиков в Британии приведет Британию назад? Я знаю, что всего неполных 2% проголосовавших решили вопрос. Я голосовал за то, чтобы остаться в Европейском Союзе. Сейчас все замолчали. Вы знаете, сегодня Британия со своим брекситом получила, в том числе, огромные проблемы в борьбе с коронавирусом.
Кстати говоря, только что выступала с обращением к нации королева Великобритании. Это было чуть ли не какое-то там 4-е или 5-е ее обращение за всю долгую историю ее правления. Я как раз подумала: интересно, есть реально действующая власть, есть Борис Джонсон, а есть королева, которая вроде как ничем особо не руководит, но в трудный момент она обращается к нации, и голос ее бывает услышан. Я подумала: может быть, в каком-то смысле и Назарбаев чувствует себя сейчас такой английской королевой.
― Вы знаете, сейчас народ ожидает от власти (в первую очередь, конечно, от исполнительной) прежде всего действий, не суеты. Королева Великобритании - это совершенно другая институция. К этому привыкли, там очень много монархистов. Все прекрасно знают, что она не принимает никаких политических решений. Но голос королевы, особенно когда заболел премьер-министр, прозвучал так: кто-то воспринял серьезно, кто-то вообще не смотрел, но это прозвучало. У Нурсултана Абишевича сегодня нет такого морального веса, чтобы что-то сказать. А потом, что он может сказать? Сейчас вообще нужно меньше говорить, нужно действовать. Людям нужны деньги. В наших странах, в России и в Казахстане, нужны деньги напрямую людям, гражданам. У нас почти 200 млрд. долларов вывезено за рубеж.
Только в Казахстане, вы имеете в виду?
― Только в Казахстане. Власть знает, где в основном эти деньги находятся. Не надо искать деньги, нам сейчас нужно аккумулировать все средства, включая возврат вывезенных капиталов. Хотя бы через государственные облигации внутреннего займа.
Всё-таки я уточню свой вопрос: у Назарбаева сегодня есть авторитет или он его подрастерял?
― Он его растерял за многие годы. Скандалы вокруг семьи, заговоры внутри семьи против его власти, участие членов семьи в пытках и убийстве людей. Ему сейчас тяжело. Плюс у него собственные внутрисемейные неурядицы - бесконечные непонятные отношения с детьми. У него сейчас стало очень много детей, все от разных мам. Я не думаю, что у него остался авторитет, который может собрать всех людей. У нас появилась такая грустная шутка. В последние годы ему понравилось, как подхалимы предложили ему такое самозвание "Елбасы", что означает "голова народа". У нас как-то народ сейчас остался сам по себе, а голова отдельно.
Вы знаете, вы как раз сказали про семью Назарбаева. Самый популярный вопрос по смс, которые приходят - про Даригу Назарбаеву. Насколько вы верите в то, что она может быть его преемницей? Насколько возможно, что она будет следующим президентом Казахстана?
― Вообще технически в стране пока возможно всё. Но стоит вопрос: а что будет с Токаевым? Он же всё-таки президент. И хотя и со спорными голосами, но 14 июня прошлого 2019 года он был избран. По конституции он президент.
А после него, на теплое нагретое кресло? Как бывало у нас
― Может быть, на пару лет. Но у вас это всё-таки происходило не так. Россия всё-таки государство, как бы о ней ни говорили. Этому государству больше 300 лет. Оно вот такое, какое есть - такое азиатское государство. Только великий Петр попытался внести туда очень много европейского. Но получилось то, что получилось. Тем не менее, это государство. А Казахстан - это недавно получившее свою независимость государство. Оно вот так выстроено - семейная клептократия. Это не диктатура, к счастью, и диктатурой уже быть не может. Я думаю, что она не может быть президентом и даже не будет пытаться. Может быть, в душе. Всякое бывает. Может присниться такое. Но я уверен, что она понимает, что это, возможно, будет последней спичкой в очень сухом стоге сена.
А каково отношение элит к этой семье? Они тоже устали или наоборот, это так или иначе имеет к ним отношение?
― Вы знаете, элиты борются внутри и воюют в открытую. Все эти негативные публикации друг о друге, раскрытие скандалов - это текущая война внутри элит. И Нурсултан Абишевич ничего с этим не может сделать. Это объективное развитие. Как только люди становятся богатыми, они начинают алкать власти, они хотят ее. Они понимают, что нормальных институтов получения власти и смены власти не существует. Значит, что остается? Интриги и перевороты. Это нормально.
Теперь давайте вернемся к фигуре, которая меня интересует - всё-таки к Касыму Токаеву, который ныне является президентом в Казахстане. Я читала ваши интервью. Вы говорили о нем, как о человеке разумном, грамотном. Вы уже сейчас сказали о том, что ему дают мало самостоятельности, а нужно бы как раз его проверить. Но вот прошел год, почти год, как он является президентом. Скажите, пожалуйста, что вы в нем увидели? Всё-таки есть в нем хоть какая-то самостоятельность, есть в нем потенциал, так скажем? Что он для вас как президент?
― Для меня он как президент еще не разочарование, еще ожидание. Потому что я его хорошо знаю. Он член моего кабинета. Мы вместе с ним много ездили, много работали вместе. Я знаю, как он мыслит. Это хорошо, по-европейски образованный человек. Он понимает, что такое черное, белое и внутренние тона между этими двумя краями. Как много лет назад Громыко говорил про Михаила Сергеевича, что он умеет различать полутона. Он хочет оставить след в истории. Все политики хотят.
То есть он с амбициями.
― Абсолютно, у него они есть. Я даже вижу по некоторым его интервью. Ему тяжело выстроить политическую биографию, потому что он всё время сидел. Но он свое выждал. Вы знаете, такого рода люди могут нас очень серьезно удивить. Я надеюсь, он нас удивит позитивно. Но такие люди могут, вообще-то, удивить и негативно. Я надеюсь, что он решится. Я, обращаясь к нему недавно, прямо призывал, и сейчас, пользуясь случаем, хочу сказать: Касым-Жомарт Кемелевич Токаев, употребите власть, распорядитесь ей! У вас столько полномочий!
Слушайте, а в таких системах, как в России и Казахстане, кем надо быть, чтобы взять власть и распорядиться ей, когда над тобой кто-то есть? Давайте просто посмотрим, как ведут себя люди у нас. Извините меня, Дмитрий Медведев, который был президентом, по сути, по первой же команде отдал эту самую власть. Разве в такой системе может быть по-другому?
― При той морально-политической конструкции власти, которая существует в России, надо быть кем-то, похожим на Путина. Нужна воля, нужно желание быть во власти, нужна вера в то, что ты этой властью можешь распорядиться. Нужна воля и характер. Мужество играет ключевую роль. Власть - это не просто так. Решиться на что-то - вы знаете, это очень сложно, когда люди топчутся, не знают, как себя вести. Мы же тоже так топтались. Нас уже выгнали из рублевой зоны, а мы всё еще были в рублях.
Вы имеете в виду Казахстан в начале 90-х?
― Абсолютно. Уже было понятно: всё, сказали, вы независимы. Ну всё, надо становиться независимыми. Надо быть независимыми. Я думаю, что Токаеву надо стать таким. И я призываю абсолютно всё гражданское общество Казахстана сегодня параллельно мониторить ситуацию, постараться говорить с ним напрямую. Я даже уже обратился к Токаеву и сказал: найди 1 час интерактивного общения с НПО. 1 час каждый день. Применяй корреспондентов по территориям. Услышишь, что говорят люди. Посмотри и сравни с тем, что тебе докладывает твоя администрация, и принимай решение. Времени очень мало.
Вообще-то у нас всё еще какое-то легкое настроение. Все смотрят: ой, в Испании вроде как чуть-чуть пошло на спад. Ой, в Италии вроде стало чуть-чуть легче. Будет очень долго. Мы должны понимать, что учебный год в этом году будем заканчивать дистанционно. Возможно, следующий учебный год начнем дистанционно. У нас, и в России, и в Казахстане, очень неожиданно наступает зима. То есть к этому надо готовиться - дистанционное. Выпускать людей на работу еще ни коем случае нельзя. Пока мы наберем тесты, пока мы проведем эти тесты, найдем больных, выздоровевших и еще не проверенных - это огромное время.
Скажите, пожалуйста, как вы полагаете, у вас там хоть есть какая-то надежда, что Токаев наберет воздуха в грудь и станет самостоятельным, а как вы думаете, мы, Россия, обречены на несменяемость?
― У меня такое ощущение, что Владимир Владимирович вообще-то готовит транзит. Я в этом практически уверен. На это, в том числе, повлияет нынешняя пандемия. Я вам даю слово: он сейчас пойдет на очень сильные меры. И понадобятся ресурсы. А ресурсы нужно будет собирать не только в каком-то фонде, не только печатая деньги в российском Центральном банке. Ресурсы нужно будет возвращать - в том числе, у богатых.
Я не знаю, что будет объявлено Россией. То ли тоже будут предложены государственные облигации, то ли будет амнистия. И вот тогда начнутся серьезные переделы в настроениях, в экономической структуре. А это всегда приводит к изменению политического тренда. Я очень надеюсь, что эта пауза, которую он невольно взял от пандемии с поправками в конституцию - я абсолютно уверен, он сейчас занят именно этим. Он думает о транзите. Всё может произойти.
Сообщи свою новость: