Слово, от которого нам уже тошно, — как кыргызстанцы переживают режим ЧП

Если я сейчас напишу это слово, вы вскрикнете, взвоете, взмолитесь: "Хватит!". Во всяком случае, я на вашем месте поступила бы именно так.
Это слово написано на каждом заборе, звучит из каждого утюга — колючее, короткое, беспощадное. В моем тексте его не будет.
В недавнем разговоре моя подруга изобрела новое летосчисление — рассказывая о каких-то незначительных событиях, она уточнила: "Еще до всего этого".
Мы друг друга отлично поняли.
— Держись! Я тебя обнимаю!
— И я! И я тебя обнимаю!
В трубке, как в раковине, шумело море. Я отчетливо видела волну и закатное солнце.
Люди, живущие в солнечных городах, улыбаются шире, разговаривают громче, прикасаются друг к другу чаще. Мы не можем иначе. Мы прижимаемся друг к другу в общественном транспорте, наступаем друг другу на ноги в поликлиниках, толкаемся в супермаркетах. Человек тянется к человеку — это про нас.
Однажды летом, валяясь на иссык-кульском пляже, я сделала заметку в телефоне. Я часто делаю зарисовки с натуры. Вот эта бесполезная, но крайне дорогая мне запись:
"День клонился к вечеру, пляж понемногу пустел, две чайки орали, деля арбузную корку. Я валялась на песке и плевалась в кулечек вишневыми косточками. Солнце нежно гладило мои плечи, озеро шептало: "Горишшшшь". На тенистой тополиной аллее возникло крупное аляповатое пятно. Оно приближалось к пляжу. Это была женщина. Она ступала тяжело и неровно, будто ноги ее были из ржавого железа. При каждом шаге она, как птица, взмахивала руками. Заметив это, скандальные чайки тут же разорались об авторских правах, а я отодвинула в сторону вишню.
Женщине на вид было не меньше восьмидесяти, ее кожа в пятнах и бородавках сливалась с яркими узорами платья. Цветной платок прикрывал белые, затянутые в узел волосы. Когда она подошла ближе, я почувствовала запах бараньего жира, топленого масла и чего-то еще характерного для сельской местности и, как полагается городским жителям, поморщила нос. Странно было видеть эту женщину здесь среди молодых тел, шезлонгов, всеобщей праздности и безделья. Она подошла совсем близко, и я увидела ее сморщенную шею, узловатые, скрюченные пальцы, отвратительные желтые ногти.
Мне хотелось отмахнуться от нее, как от не отражающего солнце квадрата, перевернуть страницу и снова наслаждаться покоем озера, дикостью чаек и своей молодостью, но она не отпускала мое внимание. Женщина подошла совсем близко к компании уткнувшихся в разнокалиберные жидкокристаллические экраны ребят и едва слышно окликнула одного: "Балам!".
Человек лет двадцати озарился детской улыбкой, сорвался с места, бросился к ней. Она протянула к нему дряблые руки с артритными пальцами, приложила к его молодому лицу свои покрытые гречкой ладони и так сладко, так самозабвенно поцеловала его розовую щеку, что нас с глупыми чайками словно ударной волной отбросило куда-то очень далеко.
На ее старом лице расправились все морщины, глаза наполнились светом, к ней вернулась радость, вернулась жизнь. Они купались вдвоем: она, не снявшая платья, и он, не отходящий от нее ни на шаг".
Три недели мы пробуем жить по-новому, никогда прежде мы так не жили. Как в детской игре: "Да и нет не говорите, черное с белым не берите". Из дома не выходите, не обнимайтесь, друг друга не касайтесь, соблюдайте дистанцию! Мы не были к этому готовы. Мы не подписывались участвовать в этом триллере. Нам страшно.
Чтобы успокоиться, мы вспоминаем рецепты бабушкиной кухни, моем окна и переставляем мебель, читаем книги и смотрим без перерыва кино, записываемся на онлайн-курсы и вебинары, учим языки и разбираемся с новыми технологиями, до боли в пальце крутим новостную ленту и надеемся на чудо. На то, что не заметит нас в суете тот, кто придумал всю эту игру, махнет рукой, сжалится.
— Алло! Ты меня слышишь? Ты меня видишь? — раздается каждое утро из соседней квартиры. Там живет одинокая старуха, на ней в нашем доме все держится — она собирает деньги на ремонт и уборку, следит за порядком, знает все обо всех.
— Я тебе еще раз говорю, немедленно надень маску! — кричит за стеной совесть нашего дома. Мой кот замирает и от ужаса прижимает уши. — У меня все хорошо! Не дождетесь! — срывается на визг голос за стеной, и эхом под потолок взлетает раскатистый смех. Потом все смолкает, густая тишина обволакивает мир, на его задворках прорезается щебетание птиц, где-то капает кран.
"Балам!" — снова слышу я голос дряхлой старухи, и крик чаек накрывает меня. Нам всем сейчас тяжело. Некоторым очень тяжело. Они кричат нам из своих укрытий: "Ты меня слышишь? Ты меня видишь?".
В этом тексте не будет колючего слова. Мы все от него устали. Каждый из нас ждет чего-то доброго. Доброго слова. Доброй вести. Чтобы снова выйти к большой воде, увидеть волну и закат, распахнуть друг другу объятия, наступить друг другу на ногу. Такова наша сущность.
И вы можете поделиться своей доброй историей с нами и читателями. Для этого нужно прислать рассказ в Telegram, WhatsApp или на электронную почту news@sputnik.kg.