Черный июль. История смерти мамы

Жительница Бишкека Мунара Канзаманова рассказала нам историю своей мамы.
Нуралиева Гульмира Шарабидиновна (1 сентября 1970, Исфана - 30 июня 2020, Бишкек, Кыргызстан) - медицинский работник.
Письмо маме:
Дорогая, мама. Самый добрый, чуткий, заботливый и всегда понимающий человек. Ты была прекрасной мамой. Я постараюсь всегда быть такой, чтобы ты гордилась мной. Прости что мало говорила тебе что ты самая лучшая мама, что твоя еда самая вкусная, что твои объятья самые теплые, что твои советы самые нужные. Я до сих пор не могу принять и смириться что тебя теперь нет с нами. Что я больше не увижу тебя, не обниму и ты не встретишь меня когда приду домой... Мне бы так хотелось многое тебе сказать, но это так тяжело и больно... Прости что ты сейчас не с нами, прости что мы не смогли тебя уберечь...прости... Нам тебя так не хватает...
- Почему вы продолжаете расследовать обстоятельства ее смерти?
- У моей мамы был ковид положительный, двусторонняя пневмония. По данным Минздрава, ковид отрицательный, внебольничная пневмония. Очень много несоответствий в выписках. Я правда сама была заграницей, но через интернет я связывалась и практически весь день была онлайн с матерью и с сестренкой, которая все время находилась в больнице рядом с мамой, в урологическом корпусе. Есть очень много вопросов, потому что в официальном ответе от Минздрава, посмертном эпикризе есть несоответствия в лечении, в анализах. Даже, как видите, в поставленном диагнозе.
Поэтому я подала жалобу в прокуратуру разобраться в том, почему лечение моей мамы, по данным Минздрава, полностью соответствует третьему протоколу, а реальное лечение, которое получала мама, вообще не соответствует. Моя сестренка была с мамой постоянно. Мы знали, что она получала, что ей капали. В основном это были антибиотики и дексаметазон.
Дексаметазон дали на 8-10-ый день. Он уже был показан по состоянию и дозировки соответствовали протоколу. Но антикоагулянтов не было, кислород-поддерживающей терапии не было, хотя сатурация уже при поступлении была намного ниже нормы, что как раз таки и определяло тяжесть ее состояния. В реанимацию нас не взяли, потому что не было ни врачей, ни коек. Кислород мы сами искали и не нашли. То есть, нашли в Сосновке, но пока привезли, уже было поздно. Госпитализировали мою мать в 5 утра, а следующая смена врачей пришла, насколько я знаю со слов моей сестренки, только в 7 вечера.
И я хочу разобраться, что произошло и почему так произошло. Мы выяснили, что выписка не соответствует тому, что было на самом деле, тому, что происходило там. Я слушала заключение межведкомиссии. Протокол лечения был задержан на полтора месяца. Лекарства, которые входили в перечень жизненно-важных, отсутствовали именно по этой причине. То есть для действия третьего протокола, в частности антикоагулянты были разрешены к закупке только 1 июля.
- А когда заболела ваша мама?
- Моя мама заболела где-то за неделю до этого.
- Где она заразилась?
- На работе, скорее всего. Она была участковой медсестрой.
- Сколько ей было лет?
- 49...(плачет) У нее было легкое течение в начале. Она получала симптоматическое лечение, которое ей прописывали, наблюдали за состоянием. Резкое ухудшение наступило только на следующий день.
- Вы считаете, ее можно было спасти?
- Если бы не было коллапса в системе здравоохранения и своевременно оказали помощь... Если бы мы не ждали скорую 12 часов... На момент прихода мобильной бригады ее состояние было удовлетворительное. Сатурация начала падать только к утру, когда скорая помощь увезла ее на госпитализацию. Сортировки как таковой не было, потому что ее положили в обычную палату, хотя по тяжести состояния и снижению сатурации скорее всего ее должны были положить в реанимацию. Мне кажется, можно было бы спасти много людей. У меня самой медицинское образование. Я медработник, окончила лечебный факультет.
У меня свои личные вопросы, почему и зачем, на которые я ищу ответы. Я понимаю, что врачи в тот момент сделали все, что возможно было сделать, прийти к 19:30, не имея под рукой ничего. Было понятно, что оснащения в больницах не было, не было даже кислорода. Лишь бы положить и все. Даже сортировки как таковой медицинской не было. Я хочу узнать, что произошло на самом деле. Для себя.
- Вам дают информацию?
- Одна знакомая подавала информацию на посмертный эпикриз в декабре-январе. Тогда им отказали, ссылаясь на закон о тайне.
- А это тайна?
- Во всяком случае, они ссылались на этот закон. Минздрав сначала давал официальный ответ, что лечение человека в стационаре тоже является врачебной тайной. Зимой они отказывали. Но в апреле на мой запрос уже ответили и дали выписку. Сейчас можно получить посмертный эпикриз, краткое изложение, содержание. Начиная с весны выдают. Обязаны ответить в течение 14 установленных законом дней, если к ним с официальным запросом обратились.
- А где ваша мама работала?
- Моя мама работала в местном ЦСМ, район Космос, 16-ая поликлиника.
- Расскажите о ней.
- Моя мама была очень спокойной, трудолюбивой женщиной, никогда не жаловалась, старалась выполнять свою работу четко. Она всю жизнь проработала в системе здравоохранения. 19 лет работала медсестрой педиатра, хирурга. Мы часто переезжали по службе отца.
- Папа военный?
- Он в уголовном розыске работает. Мы все осиротели. Папа, сестренка и мой братишка. Мы уже взрослые, но все равно морально очень тяжело. Это ужасно на самом деле. Вот вроде год прошел, но до сих пор осознания полного не пришло. Ощущение, что это сон, тоже не прошло. На уровне эмоций надежда какая-то остается, что все еще можно исправить. Умом-то понимаем, что уже не вернуть, но смириться с этим, наверное, невозможно.
Моя мама была очень добрым, мягким человеком по натуре, уступчивым и никогда не жаловалась. Во время пандемии она тоже работала, она была участковой медсестрой, ходила по участкам, пыталась делать свою работу как подобает. И вот так все закончилось, очень неожиданно, как гром среди ясного неба.
Сейчас я здесь, мы с мужем вернулись. Из-за ковида были проблемы с визой. Я дома с отцом, поддерживаю его. Ему очень тяжело. Он в легкой форме болел. Они все заболели примерно в одно время, у них все прошло, а вот мама...
- Что любила ваша мама?
- Моя мама очень любила цветы, заниматься хозяйством. Нас очень любила. Ее основным увлечением были семья, забота о нас и ее работа.
- Вы проходили психологическую реабилитацию?
- Психологическую реабилитацию я прохожу до сих пор. Я понимаю, что тяжело справиться с этим самостоятельно. У меня была очень сильная депрессия, находясь за границей, четыре месяца я была в глубокой депрессии, не выходила из дома. Благодаря поддержке мужа я смогла немного справиться. Приехав сюда, я записалась на психологическую помощь. И сейчас хожу на гельштат-терапию. Сестренка тоже ходит, потому что иногда невыносимо. Хотя это тяжелая работа с психологом и с самим собой, все это пережить, принять и разобраться.
- Это как-то облегчило ваше состояние?
- Да. Психологическая помощь очень нужна, и я это понимаю не только из-за медицинского образования, но и в целом, как образованный человек. Нужно понять, что некоторые вещи от нас не зависят, к сожалению, и не винить себя... Чувство вины больше всего угнетает. Каждый из нас винит себя в той или иной мере в том, что произошло. Кажется, что мы могли бы сделать что-то лучше, где-то постараться, где-то заметить ситуацию пораньше. Всегда будут эти "если", а психологическая помощь помогает отрезвить, не уходить в это состояние слишком глубоко.
- Зачем все люди, у которых во время "черного июля" умерли близкие, пытаются понять, как ушли их родные?
- Многие винят себя до сих пор. Может быть, для статистики, для власти это просто цифры, на самом деле это же люди. За каждым человеком стоят семьи. Для отдельно взятой семьи это огромная боль. И у каждого из нас стоит вопросы: А что мы могли сделать? Почему все пошло не так? Может, нам надо было госпитализировать, может, надо было отказаться, забрать? Кто-то, оказывается, просил родных забрать, и теперь семья винит себя, что не забрали. А кто-то винит себя, что не довез до больницы. У многих не было возможности. Некоторые просто не попали в больницу, и в статистику не попали. Таких людей много.
Вопрос официальной статистики - это большой вопрос. Я знаю, что активисты обращались еще в ноябре в Генпрокуратуру по поводу всего, что произошло в июле. И непосредственно Генпрокуратура приняла это заявление и передала Финполиции, а Финполицию расформировали. Бег по кругу. Мы собрали около 800 подписей. Родные, близкие, неравнодушные граждане. Они сами звонили нам и говорили, что хотят подписать.
- И работа комиссии, расследовавшей те события, тоже заглохла?
- Я не была членом комиссии, но, как я поняла, цель ее работы - выявить ошибки, которые допустили во время подготовки к первой волне, чтобы не повторить их в будущем, подготовить систему здравоохранения и избежать коллапса, который был прошлым летом. В принципе, все рекомендации они дали. Вопрос в другом, приняли ли во внимание эти рекомендации Минздрав и правительство? Межведкомиссия свою работу сделала, выполнила. Насколько я знаю, некоторые врачи, которые работали в комиссии, чтобы другие люди больше не испытали того ужаса, не испытали потерю близких, отработали честно и сейчас остались без работы.
- Получается опять пострадали те, кто не виноваты.
- Правда нужна была в определенное время, но потом эта правда стала слишком неудобной. Факт в том, что некоторые врачи межведкомиссии сейчас не могут устроиться на работу, потому что они раньше работали в госструктурах. И за них очень обидно.
Примечание: Во время "черного июля" стихийно возникла группа активистов. Это люди, которые потеряли родных в то время. Изначально группа состояла из родственников тех, кто умер в Национальном госпитале. Они практически сутками проводили время у этой больницы, заменяли друг друга, помогали друг другу лекарствами, поддерживали отчаявшихся. Позже в группу стали обращаться родственники умерших в других больницах.
Активистка Ырыскан Зулпукарова говорит: "К нам постоянно добавлялись люди. Мы и сами в интернете искали, потому что хотели сравнить лечение в разных больницах. Мы же не знаем, как в других больницах лечили, в регионах как лечили, какие лекарства им помогли. Потому что именно в нашей больнице, в нашем корпусе никто не выжил. Выжили только те, кто сбежал, два-три человека".
Группа существует до сих пор и пытается добиться расследования событий "черного июля". Пока без результата.