Неравенство в доходах: Казахстан стал чисто классовым обществом

Один из фундаментальных вопросов, который то ли уже начали, то ли еще только собираются решать в "Новом Казахстане", – неравенство в доходах и богатстве. Сложившийся разрыв нельзя назвать иначе чем вопиющим. Народ страны, в прошлом являвшейся частью прогрессивной социалистической системы эгалитарного распределения общественного "пирога", по прошествии тридцати лет обнаруживает себя в чисто классовом обществе. Разделительные линии проходят сугубо по экономическим категориям – не имеют значения ни этническая, ни кастовая принадлежность, пишет Куат Акижанов, PhD, Институт ЦАРЭС.
Тенденции к росту уровня разрыва между бедными и богатыми проявляются на глобальном уровне. Вот некоторые данные, приводимые авторитетной международной организацией Oxfam, которая публикует ежегодные доклады о динамике социально-экономического неравенства:
— с 1995 года 1% самых богатых получил почти в 20 раз больше мирового богатства, чем беднейшие 50% человечества;
— в 2015-м 62 человека владели таким же состоянием (по сравнению с 388 в 2010-м), какое имели 3,6 миллиарда жителей планеты;
— в 2016-м всего 8 человек обладали таким же состоянием, что и беднейшая половина населения мира, а 1% самых богатых контролировал больше богатства, чем остальная часть человечества.
— в 2017-м 1% самых богатых людей получил 82% всего прироста мирового богатства, в то время как беднейшая половина населения мира не получила никакой выгоды.
— согласно докладу 2022-го, 252 человека обладали большим богатством, чем один миллиард всех женщин и девушек Африки, Латинской Америки и Карибского бассейна вместе взятых.
Справедливости ради отмечу, что увеличивающийся разрыв в доходах является характерной чертой как индустриально развитых стран, так и развивающихся. Если кратко суммировать накопившиеся за последние 40 лет проблемы в социально-экономической сфере, то напрашивается следующий вывод. В странах "золотого миллиарда" впервые за послевоенный период нынешнее поколение 20-40-летних необязательно будет находиться в лучшем экономическом положении, чем предыдущее поколение. А это было одним из главнейших следствий государства всеобщего благосостояния и послевоенного общественного консенсуса, длившегося до 1980-х годов. В развивающихся же странах наблюдаются черты капитализма первой четверти 20-го века.
В Казахстане уже утвердилась капиталистическая система, и в среднесрочной перспективе для каждого нового поколения наших граждан, не входящих по уровню доходов в верхнюю страту 10% населения, будет все сложнее подниматься вверх по социальной лестнице благосостояния.
Многие авторитетные ученые видят главную причину взрывного роста такого неравенства в укоренившейся модели аккумулирования и распределения экономических благ и доходов, которую проповедует неолиберальная идеология "свободных рынков". Казахстан относится к государствам, где в последние 30 лет доминирует капиталистическая модель "рыночного фундаментализма". Она является инструментом по закреплению страны в глобальной финансово-экономической архитектуре, которая гарантирует сохранение статус-кво в системе неравномерного распределения богатства между Глобальным Севером и Глобальным Югом. Эта же модель повинна в участившихся за последние 40 лет финансовых кризисах, после которых основная часть населения вынуждена нести бремя задолженности частных финансовых институтов.
Неолиберальная экономическая архитектура ведет также к финансиализации и офшоризации национальных экономик, когда класс имущих не только высасывает богатства страны, но и хранит их за рубежом, что отвечает интересам транснационального класса капиталистов и создает предпосылки для еще большего неравенства.
Нет серьезных оснований не верить в то, что именно логика классового конфликта является движущей силой социально-экономической политики, проводимой в Казахстане на протяжении более чем тридцати лет. Отечественные технократы видят угрозу в "раздутом бюджете", проводят жесткую денежно-кредитную политику, выгодную банкам, постоянно морализаторствуют по поводу "безответственного и патерналистски настроенного" населения, а во времена участившихся кризисов лишь предлагают сменить одного владельца рудника на другого "инвестора".
Доморощенные экономисты продолжают молиться на постоянное "кровопускание" экономики в форме мер "бюджетной экономии", которая приводит к росту задолженности населения, превышающему среднемировые показатели (одновременно сохраняется субсидирование банков, доходы которых из года в год увеличиваются). Им вторят "инженеры человеческих душ" — блогеры и "эксперты", увлеченные теориями о "человеческом капитале" и меритократии. Они служат в качестве полезных идиотов по отвлечению внимания от реальности классовой войны, развернувшейся в Казахстане для поддержания неравномерного распределения доходов в пользу очень малочисленного привилегированного класса.
Вот откровенное признание сэра Алана Бадда, британского экономиста, который был одним из основателей Комитета по денежно-кредитной политики Банка Англии в 1997-м, а также экономическим советником Тэтчер в ее бытность премьер-министром: "Правительство Тэтчер ни на мгновение не верило, что [монетаризм] — правильный способ снизить инфляцию. Однако оно понимало, что это будет очень хороший способ поднять безработицу. А повышение безработицы было чрезвычайно желательным способом уменьшения силы рабочего класса. … То, что было спланировано – с точки зрения марксизма – было кризисом капитализма, который воссоздал резервную армию труда и с тех пор позволил капиталистам получать высокие прибыли" [выделено мною – А.К.].
Помимо теории и практики монетаризма, у нас использовались и до сих пор практикуются другие эвфемизмы для легитимации неравенства и сохранения деформированной системы перераспределения. "Гибкий рынок труда", "привлекательный инвестиционный климат", "самозанятые", "социальный контракт работодателя и работников" — всё это примеры классового лицемерия.
Если наличие "бизнес-класса" на авиалиниях еще можно объяснить без отсылок на социальную стратификацию общества, то деградация, например, социальной инфраструктуры является результатом такой классовой войны, когда только богатое меньшинство может позволить себе достойные и качественные услуги. Недофинансирование государственных школ и больниц приводит к их упадку и стимулирует коммодификацию (превращение в товар) услуг в сфере образования и здравоохранения, что создает огромный разрыв в качестве предоставляемых услуг. У нас все больше частных клиник и школ, и все меньше людей, которые могут их себе позволить. Те, кто в состоянии заплатить по цене "бизнес-класса" за образование и медицину, завтра отправят своих детей за рубеж продолжать обучение и проживут дольше. Остальным надо будет влезать в долги.
В Казахстане не ведутся систематические исследования, касающиеся уровня доходов различных страт населения. Мало известно о динамике перераспределения, которая является крайне регрессивной: богатые становятся богаче, бедные – еще беднее.
Неравенство доходов измеряется коэффициентом Джини, который в среднем ранжирует его в диапазоне от 0,20 до 0,60. Для понимания того, что означают эти цифры: традиционно наиболее равномерное распределение доходов наблюдалось в таких странах, как Австрия, Словакия и Скандинавия, где коэффициент Джини варьировался в пределах от 0,22 до 0,25. Наихудшие уровни неравенства в доходах фиксировались в странах с самыми высокими коэффициентами Джини (от 0,52 до 0,65) – таких, как Бразилия, Южная Африка и Парагвай. В качестве сравнения можно назвать Швецию (0,25 в 2000-м), Южную Корею (0,35 в 2004-м), США (0,41 в 1997-м) и Аргентину (0,53 в 2000-м).
Другим способом оценки экономического неравенства и распределения национального дохода между различными социальными группами является соотношение доходов 10% самых богатых и 10% самых бедных. В 2000-х оно варьировалось в диапазоне от примерно 5,5 в Швеции до 17 в США, от 45 в Бразилии до 87 в Сьерра-Леоне.
По приблизительным расчётам и различным признакам можно предположить, что Казахстан по уровню имущественного расслоения находится в одном ряду со странами Латинской Америки. Это очень плохая новость, подтверждающая, что на протяжении тридцати лет строительства государства наша страна превращалась в классовое общество. Это также подтверждает, что Казахстан в начале своего пути после 1991-го избрал наихудшую социально-экономическую модель, которую я называю неолиберальной моделью не-развития.
Пока мы в корне не пересмотрим парадигму своего развития, логика неолиберальной реструктуризации будет все глубже внедрять механизмы перераспределения в пользу немногочисленного меньшинства и все больше воссоздавая классовое общество образца 19-го века.