Марио Варгас Льоса: Цивилизация спектакля

Перуанский писатель и публицист, лауреат Нобелевской премии Марио Варгас Льоса рассказывает, как культура меняется под влиянием демократии, либерализма, сексуальной эмансипации и общедоступности наркотиков (ни слова о духовных скрепах).
Клаудио Перес, корреспондент газеты Эль Паис, отправленный в Нью-Йорк с целью освещать финансовый кризис, написал в статье, опубликованной 19 сентября 2008 года: "Журналисты нью-йоркских таблоидов носятся как сумасшедшие в поисках брокера, готового прыгнуть с одного из этих внушительных небоскрёбов, в которых располагаются офисы крупнейших банков — павшие идолы, превращённые финансовым ураганом в груду обломков".
Остановимся на минуту на этом образе: кучка папарацци с камерами наготове, прочёсывающие горизонт в надежде запечатлеть первое самоубийство, призванное стать красноречивым, драматическим и зрелищным олицетворением финансовой катастрофы, которая стоила миллиардов долларов и привела к краху крупных предприятий и множества обычных людей. Мне кажется, не может быть образа, который бы удачнее резюмировал современную цивилизацию.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ СПЕКТАКЛЯ Цивилизация спектакля — это цивилизация, где наивысшее место в иерархии ценностей занимает развлечение, и где желание хорошо проводить время (и не скучать) разделяется всеми. Разумеется, такое желание вполне естественно. Только фанатичный пуританин стал бы упрекать людей за стремление к отдыху и развлечениям в жизни, которая характеризуется угнетающей и разъедающей душу рутиной.
Но превращение естественной склонности к приятному времяпрепровождению в высшую ценность ведёт к тому, что культура становится банальной, легкомысленность — повсеместной, а в сфере журналистики начинают преобладать безответственность, вкус к сплетням и скандалам. Как Запад докатился до такого рода цивилизации? Из-за роста материального благосостояния, последовавшего за годами лишений во время Второй мировой войны и дефицита послевоенных лет. После тяжёлого периода последовал отрезок стремительного экономического развития. Во всех либерально-демократических странах Европы и Северной Америки средний класс начал расти экспоненциально, повысилась социальная мобильность и одновременно произошло расширение границ нравственности, прежде всего — в сексуальной жизни людей, которая раньше контролировалась церковью или политическими партиями правого и левого толка. Благосостояние, более свободный образ жизни и увеличение количества свободного времени в развитых странах дали толчок развитию индустрии развлечений, стимулируемой рекламой — главной движущей силой нашего времени.
Незаметно для всех избегание скуки и всего тревожного и огорчительного стало для всё большего количества людей как на вершине, так и у основания общественной пирамиды жизненным ориентиром. Это весёлый, избалованный и легкомысленный Бог, которому мы сознательно или несознательно поклоняемся вот уже больше пятидесяти лет.
Не менее важным фактором в формировании такого положения дел была демократизация культуры, ставшая следствием альтруизма: либерально-демократическое общество имело моральную обязанность сделать культуру доступной не только элите, но каждому. Эта похвальная философия имела нежелательный эффект, тривиализировав и обесценив культурную жизнь. Количество в ущерб качеству. Это привело к исчезновению высокой культуры, которая принадлежит меньшинству в силу своей сложности и герметического характера своих кодов.
Культура сегодня стала пониматься исключительно в её антропологическом определении, то есть как все без исключения проявления общественной жизни: язык, верования, привычки, обычаи, стиль одежды, умения. Когда представление о культуре превращается в сплав подобного рода, она неизбежно начинает становится не более чем приятным времяпрепровождением. Безусловно, культура может быть приятным времяпрепровождением, но если она не является ничем большим, тогда сама идея искажается и обесценивается: всё входящее в понятие культуры становится равноценным; опера Верди, философия Канта, концерт Rolling Stones и представление Cirque du Soleil имеют одинаковую ценность.
ЛИТЕРАТУРА И КРИТИКА Неудивительно, что большинство популярной сегодня литературы — лёгкое чтиво, которое безо всякого стыда выполняет свою единственную цель — развлекать. Я вовсе не осуждаю авторов этой развлекательной литературы, ведь даже несмотря на несерьёзность их произведений, среди них есть талантливые писатели. В том, что сегодня нечасто можно встретить смелые литературные эксперименты вроде произведений Джойса, Вулф, Рильке или Борхеса, виноваты не только писатели.
Культура, в которой мы живём, не одобряет, а скорее наоборот, осуждает создание произведений, требующих от читателей таких же умственных усилий, которые были приложены их авторами. Сегодняшним читателям нужны лёгкие, развлекательные книги, и это требование создает давление на писателей.
Неудивительно также, что критика полностью исчезла из СМИ, найдя убежище на гуманитарных факультетах, особенно на кафедрах литературы. Более серьёзные газеты и журналы по-прежнему публикуют обзоры книг, выставок и концертов, но кто читает этих одиноких паладинов, которые пытаются создать шкалу ценностей в тех джунглях, в которые превратилась современная культура? Во времена наших дедов и прадедов критика играла важную роль, помогая гражданам осмыслить то, что они слышали, видели и читали.
Сегодня критики — вымирающий вид, и никто больше не прислушивается к ним, если только они не становятся частью спектакля. Несерьёзная литература вместе с несерьёзным кино и несерьёзной живописью создают у читателя и зрителя утешительное впечатление, что он культурен, современен и находится в авангарде, не требуя от него при этом ни малейших умственных усилий. Однако эта культура, претендующая на авангардность и революционность, на деле представляет собой лишь заурядность с её худшими атрибутами: самоуверенностью и самодовольством.
В цивилизации нашего времени считается нормальным, что кулинария и мода занимают большую часть разделов о культуре, ведь повара и модельеры нынче пользуются статусом, которого раньше удостаивались учёные, композиторы и философы. Газовые плиты, печи и подиумы смешиваются в культурных координатах нашего времени с книгами, лабораториями и операми, в то время как телезвёзды и знаменитые футболисты оказывают такое влияние на привычки и вкусы людей, какое раньше имели учителя и мыслители, а ещё раньше — теологи. Полвека назад в Соединённых Штатах Эдмунд Уилсон в своих статьях в "Нью-Йоркере" и "Нью Репаблик" определял успех или провал книги, стихотворения, романа или эссе. Сегодня эту роль играет шоу Опры Уинфри.
РЕКЛАМА Вакуум, образовавшийся из-за исчезновения критики, незаметно заполнился рекламой, а реклама сегодня — не просто составная часть культурной жизни, но её главный вектор. Реклама играет определяющую роль в формировании вкуса, воображения и привычек.
Безымянные "креативщики" из рекламных агентств теперь выполняют роль, которая раньше принадлежала философским системам и религиозным верованиям, идеологиям и доктринам. Такой исход был предрешен, когда художественные и литературные произведения стали считаться коммерческими продуктами, существование которых зависит от колебаний рынка, а цена стала неотличимой от ценности произведения искусства.
Когда культура отправляет критическое мышление на чердак к остальным вышедшим из моды вещам и заменяет идеи изображениями, успех художественных произведений начинает определяться условными рефлексами публики, которой недостаёт интеллекта, чтобы распознать обман. Как следствие, эпатажные тренды, которые Джон Гальяно демонстрировал на парижских подиумах (до того как стало известно о его антисемитских взглядах), или эксперименты в современной кухне приобретают статус почётных достижений высокой культуры.
МУЗЫКА Такое положение вещей привело к увеличению значения музыки — до такой степени, что она стала признаком идентичности для целых поколений по всему миру. Популярные группы и исполнители собирают огромные залы, а их концерты представляют собой коллективные церемонии излишества и катарсиса, инстинкта преклонения, страсти и отсутствия здравого смысла. То же самое относится и к рейвам, на которых люди танцуют в темноте под вводящую в транс музыку и принимают экстази. Не будет преувеличением сравнить эти мероприятия с популярными религиозными фестивалями древних. Только здесь мы видим религиозный дух в светской форме.
На смену литургии и катехизису традиционной религии пришел музыкальный мистицизм, в котором люди избавляются от тоски под оглушающий ритм инструментов. Становясь частью массы, люди неосознанно возвращаются в примитивные времена племенной магии. Это новый и намного более приятный способ достичь экстаза, к которому Мать Тереза и Святой Иоанн Креститель пришли через аскетизм, молитву и веру. На вечеринках и концертах современные молодые люди причащаются, исповедуются, обретают спасение и находят самореализацию через интенсивное, первобытное переживание потери себя.
МАССИФИКАЦИЯ И СПОРТ Наряду с легкомысленностью, массификация — ещё одна определяющая черта нашего времени. Сегодня спорт достиг размаха, невиданного со времен Древней Греции. Для Сократа, Платона, Аристотеля и прочих завсегдатаев Академии культивирование тела проходило параллельно с культивированием духа, поскольку они были убеждены, что эти два аспекта дополняют друг друга. Отличие от сегодняшнего дня в том, что сейчас люди, как правило, занимаются спортом в ущерб или вместо интеллектуального развития.
Среди всех видов спорта особняком стоит футбол, который, как и концерты поп-музыки, собирает огромные толпы и поднимает градус страстей сильнее любого другого общественного мероприятия, будь то политические митинги, религиозные процессии или гражданские собрания. Для фанатов — к которым я причисляю и себя — футбольный матч может быть восхитительным зрелищем мастерства. Но сегодня главные футбольные матчи, как и цирки Древнего Рима, служат в большей степени поводом для проявления иррациональности и регрессии к коллективному уровню, ведь среди безличной разгорячённости трибун зрители могут дать волю своим агрессивным побуждениям, символическому (а зачастую и реальному) уничтожению противника. Латиноамериканские баррас бравас, банды фанатов, прославившиеся смертельными драками и поджогами стадионов, показывают, что нередко зрителей привлекает вовсе не спортивное зрелище, а скорее ритуал высвобождения иррациональных порывов, позволяющий на время игры забыть о цивилизованности и вести себя как первобытное стадо.
Примечательно, что это массовое явление идёт рука об руку с ростом популярности наркотиков на всех уровнях общественной пирамиды. Разумеется, употребление наркотиков на Западе имеет долгую традицию, но до недавних пор оно практически полностью ограничивалось элитой и узкими маргинальными кругами творческой богемы, которую в XIX веке возглавляли такие уважаемые фигуры, как Шарль Бодлер и Томас де Квинси.
НАРКОТИКИ Употребление наркотиков в наши дни не имеет ничего общего с прежними временами, когда наркотики использовались для научных и творческих целей или служили выражением бунта нонконформистов против установленных норм. Сегодня массовое употребление марихуаны, кокаина, экстази, крэка, героина и прочих веществ является реакцией на культуру, толкающую людей к лёгкому и быстрому удовольствию, изолирующую их от тревог и ответственности, заставляющую отвергнуть познание себя, достигаемое интроспекцией — важнейшим занятием, которое считается скучными в нашей поверхностной, жадной до развлечений культуре. Движущая нашим обществом нужда в развлечениях происходит от желания избежать отчаяния, которое мы испытываем при мысли о том, что нам делать со своей жизнью и с миром.
Для миллионов людей наркотики сейчас играют ту же роль, которую раньше играли религия и высокая культура — роль источника знаний о жизни, смерти, потустороннем мире и смысле бытия. С их искусственными пиками экстаза и моментами безмятежности, наркотики предоставляют мимолётное ощущение безопасности, свободы и счастья. Но это пагубный фантазм, поскольку наркотики лишь создают впечатление свободы от проблем, ответственности и отчаяния. В итоге они становятся формой порабощения, требуя всё более высокой дозы отупления и перевозбуждения, тем самым лишь углубляя духовную пустоту у употребляющих их людей.
РЕЛИГИЯ В цивилизации спектакля светскость одержала верх над религией. А среди тех, кто называет себя верующими, встречается всё больше людей, которые принимают религию лишь на словах, но на деле она не оказывает никакого влияния на их жизнь. Но было бы неправильным сказать, что поскольку в современном западном мире меньше католиков и протестантов, чем раньше, то религия по большому счёту исчезла. Это всего лишь статистика. В действительности, одновременно с тем, как верующие отвернулись от традиционной религии, стремительно возросло количество сект, культов и прочих альтернативных подходов к религии — от восточного спиритуализма со всеми его школами и направлениями (буддизм, дзен-буддизм, тантризм, йога) до евангельских церквей (четвёртый путь, розенкрейцерство, церковь объединения, сайентология), которые в бедных регионах множатся как грибы после дождя.
Причина возникновения новых церквей и сект кроется в том, что лишь немногие люди могут полностью обойтись без религии. Большинству религия необходима, ведь только предоставляемая ей уверенность в существовании души и жизни после смерти может избавить от чувства тревоги и страха перед лицом неминуемого конца. Кроме того, большинство людей принимают определённые этические нормы только посредством религии.
Лишь незначительное меньшинство освободилось из цепей религии, заполнив образовавшуюся пустоту культурой: философией, наукой, литературой и живописью. Выполнять эту роль способна только высокая культура, которая ставит проблемы, а не избегает их; которая стремится предложить серьёзные, а не поверхностные ответы на тайны и конфликты человеческой жизни. Поверхностная и пестрая культура не в состоянии заменить мифы, мистерии и ритуалы, испытанные столетиями. В современном обществе наркотики и алкоголь предоставляют мимолётное умиротворение и уверенность, которые в прежние времена люди находили в молитве, исповеди, причастии и проповедях.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ Если раньше политики стремились заручиться поддержкой выдающихся учёных и деятелей искусства, то сегодня они получают благословение у рок-музыкантов, киноактёров и известных футболистов. Подобные фигуры заменили интеллектуалов в качестве персон, формирующих политическое сознание граждан. Они читают манифесты с трибун и появляются на телевидении, вещая о том, что хорошо и что плохо в экономической, политической и социальной сферах.
В цивилизации спектакля шут — это король. Актёры и исполнители не только агитируют за политиков, но и сами участвуют в выборах. Некоторые, вроде Рональда Рейгана или Арнольда Шварценеггера, даже получают высокие государственные посты. Я вовсе не отрицаю, что киноактёры, рок- и рэп-исполнители или футболисты могут внести весомый вклад в мир идей; но я отказываюсь верить, что их успешность в современной политике как-либо связана с умом и проницательностью. Их успех объясняется исключительно присутствием в СМИ и умением играть на публику.
Одна из примечательных черт современного общества — это снижение статуса интеллектуалов, которые до недавних пор играли существенную роль в жизни наций. Считается, что понятие "интеллектуал" получило распространение в XIX веке благодаря делу Дрейфуса и полемике, вызванной знаменитой статьёй Эмиля Золя "Я обвиняю", написанной в защиту еврейского офицера, несправедливо обвинённого в измене группой французских офицеров-антисемитов высокого ранга.
Хотя слово "интеллектуал" вошло в обиход относительно недавно, мыслители и писатели участвовали в общественной жизни, в политических, религиозных и идеологических дебатах со времен начала западной цивилизации. Они играли важную роль в Древних Греции и Риме, в эпохи Ренессанса, Просвещения и романтизма, а также во все прочие исторические периоды, предшествовавшие современности. Помимо вклада в научные исследования и искусства, многие крупные писатели и мыслители также оказали влияние на политические и общественные события посредством своих произведений, публичных заявлений и позиций, которых они придерживались в отношении различных вопросов. В годы моей юности у Англии был Бертран Рассел, у Франции — Сартр и Камю, у Италии — Моравиа и Витторини, у Германии — Гюнтер Грасс и Ганс Магнус Энценсбергер, у Испании — Хосе Ортега-и-Гассет и Мигель де Унамуно.
Сегодня интеллектуалы исчезли из публичных дебатов — по крайней мере, из сколько-нибудь значимых дебатов. Некоторые из них по-прежнему подписываются под манифестами, пишут письма в газеты и участвуют в полемике, но всё это не имеет существенных последствий для общества, в котором экономические, политические и даже культурные вопросы решаются административным классом, где интеллектуалы полностью отсутствуют. Осознавая, что общество их презирает, большинство предпочитает быть осторожными в высказываниях или вовсе не принимать участие в публичных дебатах. Есть и исключения, однако среди них люди, имеющие вес — в силу своего присутствия в СМИ — больше заботятся о продвижении самих себя, чем о защите принципов и ценностей.
В цивилизации спектакля интеллектуалы интересны людям только в том случае, если они идут на поводу моды и превращаются в клоунов. Почему интеллектуалы утратили былой статус? Возможно, дело в дурной славе, которую несколько поколений интеллектуалов заработали за симпатии к нацистам, коммунистам или маоистам, а также за слепоту и молчание в отношении ужасов Холокоста, ГУЛАГа и китайской культурной революции. Грустно, что люди, которые были самыми выдающимися умами своего времени, стали на сторону режимов, ответственных за геноцид, вопиющие нарушения прав человека и подавление свобод.
КИНО И ОБЕДНЕНИЕ ИДЕЙ Ещё одна характерная черта современной цивилизации — обеднение идей. Сегодня изображения преобладают над идеями. По этой причине кино, телевидение, а теперь и интернет отодвинули книги на второй план.
Кино всегда было развлекательной формой искусства, нацеленной на массовую аудиторию. В то же время, иногда на периферии, а иногда и в мейнстриме появлялись великие таланты, которые, несмотря на ограниченный бюджет и зависимость от продюсеров, создавали фильмы поразительной глубины и оригинальности. Современное общество, поддавшись давлению господствующей культуры (которая предпочитает остроумие уму, изображение — идее, а юмор — серьёзности), больше не порождает таких творцов, как Ингмар Бергман, Лукино Висконти и Луис Бунюэль.
Кто икона сегодняшнего кино? Вуди Аллен, который так же относится к Дэвиду Линчу или Орсону Уэллсу, как Энди Уорхол к Гогену или Ван Гогу в живописи и Дарио Фо к Чехову или Ибсену в драматургии. Неудивительно, что в эпоху спектакля спецэффекты играют в фильмах ведущую роль, отодвигая темы, режиссёров, сценарии и даже актёров на второй план. Можно предположить, что это по большей части объясняется огромным технологическим прогрессом последних лет. Отчасти это так. Но дело также в культуре, которая поощряет минимальные умственные усилия. Эта культура безвольно сдалась на милость тому, что позабытый ныне Маршалл Маклюэн — который был мудрым пророком культуры нашего времени — называл "бассейном изображений". Современный человек послушно подчиняется эмоциям и ощущениям под беспрецедентной бомбардировкой изображениями, которые завладевают его вниманием, притупляя его чувства и разум.
ПИССУАР И АКУЛА В МУЗЕЕ Фундамент культуры спектакля был заложен живописью. Именно с нее началось отношение к искусству как к развлечению, игре. С тех пор, как Марсель Дюшан (который, без сомнения, был гением) совершил революцию в художественных ценностях Запада, продемонстрировав, что писсуар тоже может быть произведением искусства, если так решит художник, — в сфере живописи и скульптуры стало возможным всё. Благодаря Дюшану Дэмьен Хёрст продал акулу в аквариуме с формальдегидом за десять миллионов долларов и прославился не как выдающийся мошенник (коим он является), а как величайший художник нашего времени.
Возможно, Дэмьен Хёрст действительно самый выдающийся современный художник. Но если так, то это говорит скорее не о его таланте, а о бедности нашего времени. Времени, когда наглости, хвастовства и бессмысленных провокационных жестов бывает более чем достаточно; когда рынок живописи контролируется мафией от искусства; а сотрудничающие с ней пустоголовые критики даруют статус художника мистификаторам, скрывающим убогость своих идей за ложным иконоборчеством.
Я говорю "ложным", поскольку писсуар Дюшана, по крайней мере, был настоящей революцией. Но в наше время художникам больше не нужно проявлять талант и умение — только аффектацию и скандальность, а их смелые заявления являются не чем иным, как прикрытием конформизма.
То, что прежде было революционным, теперь стало модным; кислотой, медленно разъедающей искусство и превращающей его в представление "Гран-Гиньоль". Легкомысленность достигла в искусстве тревожного размаха. Отсутствие консенсуса насчет критериев эстетической ценности означает, что в этой сфере царит и ещё долго будет царить хаос, ведь больше невозможно объективно отличить талант от бездарности, красоту от уродства, вечное от преходящего. Из-за этого хаоса мир искусства превратился в карнавал, где зачастую трудно отличить настоящих творцов от умелых дельцов и шарлатанов. Это показывает во что может превратиться культура, идя на поводу у дешёвого гедонизма.
В музыке эквивалентом писсуара Марселя Дюшана можно назвать композицию гуру современной американской музыки Джона Кейджа под названием 4’33’’, в которой пианист сидит за фортепиано, не прикасаясь к клавишам, на протяжении четырёх минут и тридцати трёх секунд, а сама композиция состоит из шума, создаваемого удивлёнными и раздражёнными слушателями. Намерением Кейджа было устранить предрассудки относительно различия в ценности между музыкой и шумом. Вне всяких сомнений, он преуспел.
ПОЛИТИКА СПЕКТАКЛЯ В цивилизации спектакля политика стала такой же поверхностной, как литература, кино или живопись. Как следствие, рекламные слоганы, клише, любопытные факты и последние веяния моды заняли место идей, программ и доктрин.
Чтобы поддерживать свою популярность, современные политики должны уделять много внимания жестам и внешнему виду, которые для публики гораздо важнее, чем их ценности, убеждения и принципы. Тщательно следить за морщинами, залысинами, седыми волосками, белизной зубов и одеждой для политиков так же, а может, и более важно, чем объяснять свои программы. Появление в Елисейском дворце модели Карлы Бруни в качестве Первой леди демонстрирует, что даже Франция, которая гордилась собственной традицией политики как игры доктрин, идей и интеллекта, не устояла и поддалась господствующей во всём мире легкомысленности.
Карлос Фуэнтес назвал мимолётную сапатистскую революцию в Чьяпасе первой "постмодернистской революцией" — то есть представлением без какого-либо содержания, поставленным экспертами по рекламным технологиям. Рассуждая об этой революции, Октавио Пас очень точно охарактеризовал действия (или, скорее, симулякры) современных политиков:
"У зрителей нет памяти; по этой причине им также несвойственны раскаяние и угрызения совести". "Зрители с распростёртыми объятиями встречают любую новизну. Они быстро забывают и не моргнув глазом переходят от сцен смерти и разрушений к кривляниям и выкрутасам Мадонны и Майкла Джексона. Военачальникам и епископам уготована та же судьба: их всех ожидает безличный и универсальный Большой Зевок, который представляет собой одновременно Апокалипсис и Судный день общества спектакля".
СЕКС Наша эпоха ознаменовалась значительными переменами в области секса благодаря последовательной отмене прежних предрассудков и религиозных табу, которые ограничивали половую жизнь. В этой сфере западный мир добился несомненного прогресса. Люди получили свободу выбирать себе партнёра, а также геи и других секс-меньшинства постепенно стали частью общества. Но сексуальная эмансипация также банализировала половой акт: для многих, и в первую очередь для молодых поколений, секс стал совместным занятием, не более значимым, чем танцы или футбол. Возможно, этот легкомысленный подход к сексу — более здоровый, но необходимо также отметить сексуальная свобода не принесла с собой уменьшения количества сексуальных преступлений даже в самых развитых странах. Скорее наоборот.
Лёгкий секс — это секс без любви и воображения, сугубо инстинктивный и животный. Он удовлетворяет биологическую потребность, но не обогащает чувственную жизнь и не способствует близости людей. Такой секс не освобождает от одиночества. Напротив, как только непродолжительный физический акт любви заканчивается, к одиночеству добавляется разочарование.
Эротика исчезла вместе с критикой и высокой культурой. Почему? Потому что эротика, которая превращает половой акт в произведение искусства, — это полная противоположность того лёгкого, быстрого, неразборчивого секса, который, как это ни парадоксально, стал следствием свободы, завоёванной новым поколением.
Эротика — это бунт против нормы, вызов установленным практикам; она предполагает приватность и секретность. Став обыденной, она обесценивается и не может выполнять функцию преобразования полового акта в духовный и творческий акт. Она становится порнографией — дешёвой, низкой, пошлой формой.
Эротическая литература прошлых веков черпала вдохновение в фантазиях и бросала вызов политическому и нравственному статус-кво, борясь за право на наслаждение. Она облагораживала животный инстинкт, превращая его в произведение искусства.
ЖУРНАЛИСТИКА Каким образом журналистика повлияла на цивилизацию спектакля — или испытала на себе её влияние? Граница, прежде отделявшая серьёзную журналистику от жадной до сенсаций жёлтой журналистики, размылась, а местами и вовсе стерлась. Ведь одно из следствий превращения приятного времяпровождения в главную ценность — это переворот приоритетов в области информации:
Важность новостей начинает определяться не их экономическим, политическим, культурным или общественным значением, а свежестью или скандальностью. Сегодняшняя журналистика, следуя вкусам большинства, стремится преподносить информацию в увлекательной форме, что неизбежно ведёт к тому, что пресса становится несерьёзной, поверхностной и развлекательной.
Неудивительно, что издания, имеющие сегодня широкий круг читателей — это не серьёзные газеты и журналы, ориентированные на объективную подачу новостей, а глянцевые журналы, которые единственные из печатных изданий не умирают и не уступают место цифровым конкурентам. Умирает только та пресса, которая, плывя против течения, по-прежнему пытается информировать, а не развлекать читателя.
Превращая информацию в форму развлечения, мы оправдываем практики маргинальных изданий: скандалы, сплетни, нарушение права на частную жизнь, ложь и клевету.
Нет лучшего способа развлечь простых смертных, чем играя на их низменных побуждениях. Самый простой путь — разглашать секреты других людей, особенно известных. Современная журналистика играет в эту игру без зазрения совести, защищаясь правом на свободу информации. Хотя время от времени имеют место судебные процессы и виновные несут наказание, подобная практика стала настолько распространённой, что ни одна грань жизни публичного человека не защищена от вмешательства СМИ. Газеты, журналы и телепередачи вынуждены считаться с жаждой публики к развлечениям, если они хотят выжить.
В статье "Никакой пощады Ингрид и Кларе" Томас Элой Мартинес выразил свое возмущение тем, как бульварная пресса донимала Ингрид Бетанкур и Клару Рохас. Когда девушек освободили из шестилетнего плена у ФАРК в джунглях Колумбии, пресса обрушила на них лавину глупых и жестоких вопросов, как-то: подвергались ли они изнасилованию или видели, как насиловали других пленных? Пыталась ли Клара Рохас утопить ребёнка, которого родила от одного из партизан?
"Подобная журналистика, — писал Томас Элой Мартинес, — насильно превращает жертв в участников спектакля, который преподносится как важные новости, но на самом деле имеет целью удовлетворить извращённое любопытство потребителей". Его возмущение было оправдано. Но он ошибался, думая, что лишь немногим будет интересен такой спектакль.
Ещё одна вещь, которая всегда развлекает людей — это катастрофы всех видов: от землетрясений и цунами до серийных убийств (особенно с элементами садизма или сексуальных извращений). По этой причине даже самые ответственные издания сегодня не обходятся без крови, трупов и педофилии.
Разумеется, нельзя мести всех одной метлой. Некоторые СМИ пытаются противостоять давлению и оставаться верными принципам объективности и точности, даже если это может вызвать у читателей Большой Зевок, о котором говорил Октавио Пас. Но печальная правда в том, что ни один журнал, ни одна газета или телепрограмма не может сегодня выжить, полностью отвергая требования господствующей культуры.
Журналистика не способна уничтожить цивилизацию спектакля, которую сама же помогла создать, а счастливые граждане западных стран слишком привыкли отвергать всё скучное и тревожное; всё, напоминающее им, что жизнь — это не только развлечения, но также страдания, тайны и разочарования.