Общие черты полиматов, универсальных людей: от любознательности до воображения

Какие черты - врожденные или приобретенные - способствуют полиматии?
Как пишет Republic, в издательстве "Альпина нон фикшн" вышла книга известного историка Питера Бёрка "Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг".
Обычно под полиматами понимают универсальных людей, одаренных в разных областях. Как ни странно, эти удивительные личности, - от Пифагора до Джареда Даймонда, от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг - наделенные почти сверхъестественными способностями, почти не изучены как явление. Эта книга - удачная попытка восполнить этот пробел.
Согласно определению Бёрка, полиматы - не просто эрудиты с широкими интересами, а ученые, обладающие поистине энциклопедическими знаниями. В чем состоит их уникальность и можно ли их классифицировать? Какие черты - врожденные или приобретенные - способствуют полиматии? Насколько важны для этих людей социокультурные и экономические условия, в которых они живут и работают? Как на них влияют технический прогресс и информационный взрыв? Выживут ли полиматы как "вид" в условиях углубляющейся специализации?
Любознательность
Возможно, существует ген любопытства. По крайней мере, группа исследователей из Института Макса Планка действительно обнаружила так называемый ген любознательности, Drd4 (Dopamine Receptor D4), у птиц - больших синиц. В случае с человеком ответа на этот вопрос пока нет. Более того, избыток любознательности, издавна известный как libido sciendi и описанный Роджером Бэконом как "ненасытная пытливость", определенно является самой общей и самой очевидной особенностью изучаемого типа.
Современные исследователи Леонардо да Винчи, основываясь на его объемистых записных книжках, часто упоминают о любознательности Леонардо, называя ее "всепоглощающей", "страстной", "навязчивой" и даже "неотступной". Полиматы нередко характеризовали себя подобным образом. В XVII веке монахиня Хуана де ла Крус, например, объясняла епископу Пуэблы свою потребность в приобретении знаний. Пейреск говорил об "избытке" своей любознательности. Пьер Бейль описывал себя как человека, "испытывающего жажду знать все" (affamé de savoir tout). Пьер-Даниель Юэ упоминал о своем "бесконечном желании учиться" (infinitum discendi desiderium) и, вспоминая о прошлом, писал: "Я считал, что ничего не узнал, если видел, что изучил вопрос не до конца". В своей пуританской юности Исаак Ньютон просил у Бога прощения за то, что "сердцем больше стремился" к учености, чем к Нему. Бенджамин Франклин описывал "жажду знаний", свойственную ему в детстве. Александр фон Гумбольдт признавался в своей "неодолимой тяге к знаниям всех видов".
Несмотря на активное развитие интеллектуальной специализации в XIX-XX веках, оставалось немало людей, которые по-прежнему тянулись к разнообразным знаниям. Алексис де Токвиль отмечал, что в юности "предавался удовлетворению ненасытной любознательности" (livré à une curiosité insatiable). В двадцать один год Ипполит Тэн писал другу, что изучает науки не из практических соображений, а из-за "потребности в знаниях" (besoin de savoir). Зигмунд Фрейд обучался медицине в Венском университете, "движимый", как он сам признавался, "своего рода жадностью до знаний". Бертран Рассел включил "поиск знаний" в список трех своих главных страстей. Кубинский социолог Фернандо Ортис признавался в своей "неуемной любознательности" (inquietas curiosidades).
Друзья и знакомые полиматов рассказывали то же самое. Один из покровителей Лейбница упоминал его "ненасытную любознательность". Друг молодого Сэмюэля Джонсона описывал его как "необыкновенно пытливого" человека. Льюис Мамфорд, внимательно наблюдавший за своим героем Патриком Геддесом, писал о "всепоглощающей любознательности", по части которой тот "не уступал Леонардо". Клари, вторая жена Джона фон Неймана, вспоминала, что "самой характерной чертой Джонни было его бесконечное стремление знать все и обо всем". Один из знакомых Карла Полани отмечал его "бесконечное любопытство". Биограф Эдмунда Уилсона, лично знавший своего персонажа, описывал его как "чрезвычайно любознательного". Один из школьных учителей Мишеля Фуко позже свидетельствовал, что "в нем ощущалась замечательная интеллектуальная пытливость". Коллега иезуита Мишеля де Серто отмечал "страстный интерес", который тот проявлял по отношению "ко всему". Об "огромной, всепоглощающей любознательности" говорится и в исследовании о Дэвиде Рисмене, который стал знаменитым социологом, не получив никакого формального образования в этой области.
Концентрация
Еще одной важной чертой полиматов (по меньшей мере некоторых из них) является сильнейшая способность к концентрации внимания как на сознательном, так и на бессознательном уровне. Джамбаттиста Вико писал о себе, что мог "читать, писать и думать во время беседы с друзьями или когда рядом шумели дети". Говорили, что Джон фон Нейман мог проснуться утром с готовым решением задачи, о которой думал всю предыдущую ночь.
Днем он мог работать "на многолюдных вокзалах и в аэропортах, в поездах и самолетах, на кораблях, в холлах отелей и на оживленных коктейльных вечеринках". Он даже предпочитал подобную шумную обстановку.
Такая способность не отвлекаться на посторонние раздражители особенно необходима для женщин-полиматов, которые одновременно выполняют материнские обязанности. Дочь Мэри Сомервилль вставила в автобиографию матери замечание об "уникальной способности абстрагироваться", которая позволяла той "настолько полно погружаться" в работу, что она не слышала ни музыки, ни разговоров вокруг. В ее случае такая способность была особенно ценна, поскольку у Мэри не было "своей комнаты" (отсылка к эссе В. Вулф "Своя комната") и она читала и писала в гостиной.
Способность полиматов (как и более узкоспециализированных ученых) к концентрации часто выглядела со стороны как "рассеянность". Однако их мысли отнюдь не блуждали, а были, напротив, сфокусированы, но не на бытовых вопросах, а на далеких от этого проблемах. Существует множество забавных историй (не всегда достоверных) на эту тему, героями которых являются Джон Селден, Исаак Барроу, Исаак Ньютон, Монтескье, Иммануил Кант, Сэмюэль Джонсон, Адам Смит, Анри Пуанкаре и Норберт Винер.
По словам Энтони Вуда, оксфордского ученого и сплетника, в книгах, завещанных Селденом Бодлианской библиотеке, "несколько раз находили очки, которые мистер Селден вложил между страниц, но забыл вынуть". По словам другого любителя слухов, Джона Обри, Барроу настолько "глубоко погружался в свои мысли", что не замечал, как заправляли его кровать (когда он якобы в ней находился), "иногда забывал надеть шляпу, выходя из дома" и как минимум один раз вышел в "наполовину надетой мантии". Ньютон забывал поесть, а когда жил в кембриджском Тринити-колледже, иногда выходил к обеду в церковном облачении, словно собирался на службу. Про Адама Смита говорили, что он однажды прошел пятнадцать миль, даже не заметив, что на нем домашний халат.
По словам племянника Пуанкаре, тот "размышлял за обеденным столом, на семейных празднествах и даже в салонах", а один из друзей отмечал, что мыслями он "почти постоянно где-то витал". Рассказывали, что однажды Пуанкаре отправился на прогулку и обнаружил у себя в руках клетку для птиц, которую прихватил с собой несознательно. Что до Норберта Винера, то, согласно широко известному анекдоту, он однажды не узнал собственную дочь. По сравнению с такими примерами склонность Карла Полани забывать перчатки, шарфы или даже паспорт кажется легкой экстравагантностью.
Память
Любознательности и способности к концентрации недостаточно, чтобы сделаться полиматом. Еще одним важным качеством является память. Кант был, безусловно, прав, когда видел в полиматах "удивительные феномены памяти", хотя с его стороны несколько нелюбезно подчеркивать именно это свойство в ущерб остальным. В любом случае люди, знавшие полиматов лично, часто вспоминали эту особенность. Например, племянница Блеза Паскаля, Маргарита Перье, отмечала его выдающуюся память. Друг Томаса Брауна писал, что "его память была емкой и цепкой", а два современника Гилберта Бёрнета упоминали его "изумительную память". Один из друзей доктора Джонсона вспоминал, что его память была "настолько цепкой, что он никогда не забывал того, что прочитал или услышал". Друг Кондорсе говорил, что "его память до такой степени феноменальна, что он ничего не забывает". Жорж Кювье был "одарен памятью, в которой сохранялось все, что он видел и читал, и которая ни разу не подводила его ни в одном деле... длинные перечни правителей, аристократов и самых сухих хронологических фактов, однажды уложившись у него в голове, уже никогда не забывались". Маколей тоже славился отменной памятью, которая позволяла ему цитировать наизусть целые тексты, в том числе "Потерянный рай", "Путешествие пилигрима" и "Песнь последнего менестреля". По словам одного из друзей, Сент-Бёв обладал "изумительной памятью на все".
Из более близких к нам по времени полиматов отличной памятью мог похвастаться Винер. Один из друзей Джона фон Неймана удивлялся его способности, "единожды прочитав книгу или статью, цитировать ее потом дословно". Другой свидетель отмечал, что память Неймана была "просто непостижима - в ней, как на фотографии, запечатлевалось все, что он когда-либо узнавал или видел" (Нейман еще не раз будет упомянут в этой главе, поскольку его способности, судя по всему, соответствуют всем пунктам ее воображаемой "анкеты"). Дороти, супруга Джозефа Нидема, и некоторые из его коллег говорили о его "фотографической" или "фантастической" памяти. Фернан Бродель называл свою память "слоновьей": она позволила ему написать бóльшую часть огромного труда о средиземноморском мире, когда он находился в лагерях для военнопленных, не имея доступа к книгам и выпискам.
Скорость
Способность усваивать новые виды информации - и чем быстрее, тем лучше - необходима всем полиматам, и, как утверждается, некоторые ею обладали. Один из современников Гилберта Бёрнета отмечал его "способность быстро схватывать", а сам Бёрнет говорил, что его память "усваивает вещи сразу". Товарищ Луи Агассиса по Цюрихскому университету писал: "Агассис знал все. Он всегда был готов выступить по любой теме. Если это был предмет, с которым он был незнаком, он изучал его и быстро им овладевал". Точно так же биограф Маколея отмечал его "способность с одного взгляда усвоить содержание печатной страницы". "Он читал книги быстрее, чем другие их просматривают, а просматривал в таком темпе, в котором другие успевают только перевернуть страницу". Друг Робертсона Смита отмечал "необычайную быстроту его ума, который мгновенно усваивал знания почти по любому предмету".
Полимат Кеннет Боулдинг говорил о другом полимате, Анатолии Рапопорте, что тот был "человеком со способностью учиться необычайно быстро". Уолтер Питтс "был известен тем, что за несколько дней усваивал содержание учебника по новому для него предмету". Джозеф Нидем имел "особый талант изучать новые предметы" очень быстро. Бывший одноклассник Лайнуса Полинга говорил о нем, что "казалось, будто ему было достаточно всего лишь сесть за стол и посмотреть в книгу, чтобы впитать всю информацию, даже не читая ее". Такая способность усваивать новые знания сочетается с желанием это делать. О Джордже Хатчинсоне, чьи интересы простирались от зоологии и экологии до истории искусств и археологии, говорили, что ему нравится изучать что-нибудь новое каждый год. Один из пионеров искусственного интеллекта, Марвин Мински, сказал в интервью, что ему нравится "изучать новые вещи", в то время как "большинство людей не любят узнавать что-то новое".
Воображение
Живое воображение является важной частью психологического инструментария полиматов. Чарльз Дарвин отмечал за собой склонность мечтать, а Герберт Саймон говорил о себе, что он "ужасный мечтатель", которому "редко удается сохранять связность мысли". Можно предположить, что благодаря подобным мечтаниям (которые воспринимаются окружающими как рассеянность) и подсознательным ассоциациям идей у таких людей и случаются хотя бы некоторые из их озарений. Одним из главных качеств полиматов является то, что Дарвин называл "увязыванием фактов", в его случае - сведений о различных видах живых существ и условиях их обитания. Полиматы улавливают связи, которые упускают другие люди. Например, "прорывы" Шэнь Ко, упомянутого выше, "часто были следствием сопоставления догадок, которые с традиционной точки зрения никак не были связаны друг с другом". Если использовать язык Пьера Бурдье, полиматы распространяют "габитус", приобретенный в одной дисциплине, на проблематику другой. А если использовать терминологию Мишеля де Серто, у них есть особый дар "повторного использования" идей в новых контекстах.
Подобно поэтам и писателям, которые мыслят метафорами, полиматы постоянно проводят аналогии, занимаясь тем, что Аристотель назвал "обнаружением сходства в несходных вещах". Как мы уже видели, записные книжки Леонардо да Винчи содержат много примеров подобной практики: например, птицы и летучие мыши в них сравниваются с летательными аппаратами. Гердер однажды назвал Ньютона, Лейбница и Бюффона поэтами, поскольку они пришли к своим открытиям через аналогии, в то время как более поздние философы науки отмечали, что у научных теорий и моделей есть некое важное свойство, общее с метафорами. Целый ряд открытий Томаса Юнга был основан на его умении проводить аналогии, например, между световыми и звуковыми волнами, а также между различными индоевропейскими языками.
То же самое можно отметить и в области социальных наук. Как уже упоминалось, Вильфредо Парето перенес идею равновесия из инженерной сферы в экономику. Макс Вебер позаимствовал понятие харизмы из теологии и применил его для обсуждения политики. Пьер Бурдье в своей социальной теории использовал целый ряд аналогий, взяв идею "поля" из социальной психологии, "габитус" из истории искусств, "капитал" из экономики и "освящение" из теологии.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что полиматы сыграли важную роль в развитии компаративного метода, определяемого как поиск сходств и различий. Свой вклад в сравнительную мифологию внесли, помимо прочих, Самуэль Бошар, Пьер-Даниэль Юэ, Джамбаттиста Вико, Джеймс Фрэзер и, из более близких к нам по времени ученых, Жорж Дюмезиль, изучавший миф в его длительной традиции - от Индии через Древнюю Грецию и Древний Рим до Северной Европы. Одни полиматы, в частности Конрад Геснер, Лейбниц, Иоб Лудольф, Вильгельм фон Гумбольдт, сосредоточились на сравнительной лингвистике, другие - на сравнительном изучении права (например, Монтескье) или религий (Селден и Робертсон Смит). Слава Кювье зиждется на сравнительной анатомии, которая лежит в основе его знаменитых реконструкций облика вымерших животных (его талант к проведению аналогий отмечал Бальзак). В своей теории эволюции видов Дарвин опирался на аналогии с материалами, почерпнутыми из трудов Чарльза Лайеля о горных породах и Мальтуса - о народонаселении. Работы Алана Тьюринга в области искусственного интеллекта основаны на параллелях между людьми и машинами.
По этим причинам представляется полезным говорить о научном воображении, или, еще шире, о воображении, связанном с широкой образованностью, особенно богатом у тех, кто является новатором в своей сфере. Проводя аналогии, полиматы пользуются преимуществом своего знакомства с разными дисциплинами. Если инновация состоит, как было показано выше, в переносе концепций, полиматы являются одними из главных переносчиков.
Тезис о том, что полиматы, в частности, наделены плодотворным и творческим воображением, подкрепляется тем фактом, что многие из них, помимо прочего, сочиняли и публиковали стихи. Двадцать один пример полиматов раннего Нового времени не столь показателен, поскольку в те времена сочинение стихов было популярным занятием, по крайней мере среди образованной элиты. Однако как минимум четырнадцать полиматов XIX и XX столетий делали то же самое, причем не только Гёте, Кольридж, Мэтью Арнольд и Томас Маколей, но еще не менее десяти других.
Помимо трех писателей, которые были полиматами (Джордж Элиот, Олдос Хаксли, Владимир Набоков), более сорока человек из списка, опубликованного в приложении к этой книге, писали романы и повести. Жанр научной фантастики в широком смысле слова представлен "Открытием мира на Луне" (The Discovery of a World in the Moone, 1638) Джона Уилкинса, уже упомянутыми "Пылающим миром" Маргарет Кавендиш, "Экстатическим небесным путешествием" Афанасия Кирхера и "Экстатическим путешествием по миру планет" Лоренсо Эрваса, а также образами будущего в работах Томмазо Кампанеллы, Паоло Мантегацца, Габриеля Тарда, Уильяма Морриса, Александра Богданова, Герберта Уэллса, Олдоса Хаксли и австрийского биолога Карла Камилло Шнайдера. Роман "Имя Розы" Умберто Эко стал мировым бестселлером.
Энергичность
Хорошая память и живое воображение мало что дали бы полиматам, если бы они не умели усердно работать, используя эти преимущества. Для этого необходима большая физическая энергия, и такое качество часто отмечается современниками. Один из коллег называл Джона Уилкинса "неутомимым". Жак Баснаж, друг Пьера Бейля, описывал его как "труженика, не знавшего усталости" (infatigable au travail) и отмечал, что даже незадолго до смерти, несмотря на слабое здоровье, Бейль работал до одиннадцати часов вечера. Бёрнет сам упоминал "счастливую особенность своей конституции", которая позволяла ему "много трудиться и напряженно учиться". Бюффон был известен своей привычкой вставать с рассветом и работать "с огромной энергией" по четырнадцать часов в день. Такой же была и Эмили дю Шатле. "Неутомимую энергию" Александра фон Гумбольдта упоминал его брат. Биограф Луи Агассиса пишет о его "изумительном запасе физической энергии".
Один из современников отмечал "колоссальную энергичность" Уильяма Морриса. Другому он казался "переполненным энергией". Когда Макс Вебер читал лекции, слушателей поражала его взрывная энергия, которую иногда сравнивали с вулканом. Один из знакомых Герберта Саймона описывал похожее впечатление от его лекций: "Он излучает такую интеллектуальную энергию, что ее хватило бы на освещение города сегодняшним вечером". Один из друзей многостороннего политолога Гарольда Лассуэлла отмечал у него "высокий уровень физической энергии". Гости Анри Берра, ветерана борьбы за исторический синтез, находились под впечатлением от его élan (энтузиазма). Многие знакомые упоминали о "живости" Отто Нейрата. Мамфорд говорил об "интеллектуальной энергии" и "огромной жизненной силе" Патрика Геддеса. Один из коллег Джозефа Нидема называл его "фонтаном физической и интеллектуальной энергии", а другой отмечал "титаническую энергию и энтузиазм". Дэвид, сын Сьюзен Сонтаг, называл свою мать "человеком с безграничным запасом энергии".
Способность выполнять несколько задач сразу была свойственна как минимум некоторым полиматам. Говорили, что Бюффон работал "в нескольких направлениях одновременно". Уильям Моррис мысленно переводил Гомера, стоя за мольбертом, и однажды сказал: "Если парень не может сочинить эпическую поэму, занимаясь изготовлением гобелена, то пусть лучше помолчит". Джозеф Нидем якобы мог одновременно выступать с лекцией и читать гранки. По словам супруги Отто Нейрата Марии, он "любил делать три дела одновременно". Лайнус Полинг был еще одним полиматом, который умел "решать одновременно сразу несколько задач".